|
У нас новые шторы
Озябшее утро нехотя бродит по комнате...
У нас новые шторы. Мы вешали их сегодня ночью, чуть с ума не сошли.
Лапулька увидела картинку в каком-то супермодном журнале. Неделю мы проводили вечера в душных занавесочных магазинах, где деловая хозяйка с горящими глазами суетилась между бесконечных пёстрых прилавков, тянула меня куда-то за руки, а я то и дело отворачивался, чтобы не показать, как улыбаюсь. Она обязательно решила бы, что я над ней смеюсь! А я просто никак не мог убежать от чудной мысли, что это будут наши первые с ней шторы.
Вчера лапулька объявила, что из вороха невообразимых розоватых парусов на полу должен получиться шедевр. Сначала она сражалась одна, но к концу второго часа выбежала ко мне в коридор и, нехотя признавшись, что замучилась, велела бросать недоделанные крестовины для ёлки и тащить с кухни вторую табуретку…
Шторы вышли шикарные, волна к волне, похожи на крем на торте… у нас теперь не просто окно, а окно с капризом. И вовсе левая сторона не короче правой! Теперь в новом году у нас будет красиво.
Я уже не сплю, я смотрю на эти шторы. На подушке рядышком – совсем как в песне – пара не захотевших просыпаться волос. И примятость, ещё тёплая, как будто. В ванной шумит вода, а с кухни донёсся щелчок электрочайника. Значит, лапулька не проспала и ещё не торопится, я это уже выучил. Значит, сегодня мы вместе будем пить кофе.
А потом, пока я буду убирать со стола, она успеет «навести красоту» (это неверное выражение, скорей уж «подчеркнуть»!), поцелует меня и упорхнёт.
У лапульки сегодня последний зачёт. А мы всю ночь вешали шторы и совсем про него забыли! Она, конечно же, предупредит перед уходом, чтобы я, как следует, её поругал!
Сегодня суббота, и мне никуда не надо. Я не без удовольствия прогуливаюсь с пёсиком (вернее, пёс не без удовольствия прогуливается со мной). От такого количества снега можно одуреть! Машины занесло по брюхо, зато опасные тропинки вроде бы надёжно засыпаны… Утро похоже на новогоднее (все мысли!..) – такое же торжество и безмолвие. Хоть стихи сочиняй! Наверно, Пушкин тоже однажды…
Звонит лапулька:
- Алло, Андрюш? Ты встал?
Улыбаюсь. Я больше и не ложился.
- Ты не забудешь? В час, хорошо?
Опять улыбаюсь. Она чмокает меня и отсоединяется.
Час. Я доделал–таки крестовины – делов–то! Лапулька хочет настоящую ёлку – с мелкими колкими иголками, чуть голубоватую, маленькую – «как дедка приносил». Мне пообещали, друзья из района, к вечеру должны звонить. Я не сказал пока об этом, пусть будет сюрприз.
Сел. Собрался с мыслями. Пора начинать ругать мою двоечницу.
Опять уставился на шторы. Вспомнил, как вчера она, раскрасневшись, балансировала на табуретке…
Не получается ругать-то!
Тянула вверх отрез, а сама нечаянно наступила на него тапочком.… Отрез выпустила, всплеснула руками и чуть было не спикировала вслед за ним!
Вот балбеска!
Вслед за моим невольным «Ноги переломаешь!» сконфуженно отбоярилась: «Нормалёк! Отпускай уже мои ноги-то…»
Улыбаюсь.
Хватит с неё «балбески», никак больше не буду.
И тапочки стоят. Меховые. Это мы ей «для взрослой жизни» купили. Им уж целых три недели…
Звонит. Сдала! Хорошо, говорит, ругал.
- Андрюш, я задержусь немножко!
Мрачнею. Это ещё нам зачем?
- Я в центр проеду, в ЦУМ…
- А там что, лапульк?
- Не скажу, секрет!
Понятно. С облегчением вздыхаю. Опять что-нибудь выдумала, похоже.
- Я тебя встречу!
- Нет-нет, не надо меня встречать!
- А как же темно? Ты ещё спорить будешь?!
Смеётся в трубку:
- Да ты пока машину откопаешь, я быстрей приеду! Снегу-то сколько!
Я сдаюсь:
- Хорошо.… Тогда недолго, ладно? Я пережи...
Не дослушивает: во-первых, всё и так знает, во-вторых, торопится-торопится…
- Ладно, я недолго! Ещё машину вместе откопаем!
Четыре. За новыми шторами проснулся первый фонарь.
Я на кухне, выполняю секретную миссию, смысл которой бурлит под алюминиевой крышкой. Рядом, под столом, дрыхнет пёсик. Пусть пока дрыхнет – скоро привезём лапулькину кошку, им будет чем заняться…. Мне немного скучно, свет пришлось зажечь уже давно.
Телефон. Практически швыряю на стол наполовину открытую банку зелёного горошка и, чертыхаясь, хватаю трубку.
Лапулька. Из ЦУМа:
- Андрюш, тут такие шарики! Я не удержусь, наверно, возьму четыре штучки, ага?
- Конечно, бери! – сам вспоминаю про ёлку. Надо позвонить, напомнить…
- Я ещё у нас в магазине видела, но эти красивее. Но мы те всё равно потом возьмём, да?
- Обязательно возьмём! Хочешь, сегодня сходим…
- Нет, сегодня уже неохота будет идти, по сугробам.… Вот ёлка будет – тогда сходим!
Позвоню, обязательно позвоню в район сейчас сам – пусть хоть завтра везут уже!
- Лапульк, да у нас ещё целых шесть дней…
- А знаешь, сколько всего ещё переделать надо будет?.. Андрюш, тут ещё свечки… Я сразу тогда тоже возьму, ладно?
- Затейница…
- А то! Тут разные! Какие взять – розовые или фиолетовые?
- Какие тебе больше нравятся?
- Всякие… Фиолетовые… да, фиолетовые! А что покушать взять?
- Ничего не надо, даже хлеб целый…. Минералки можно…
- Поняла.… Ну, тогда, если я что-нибудь ещё по дороге увижу, возьму тоже, да?
- Да! Приходи быстрее!
- Скоро приду…
Я нажимаю отбой, убавляю газ и иду в комнату – искать бабушкин подсвечник.
Шесть. Её нет. И не звонит!
Позвонили уже даже по поводу ёлки, а она не звонит!
Не надо было её слушать…. Пойду машину откапывать…
А ёлку послезавтра привезут.
Полседьмого. Стою в куртке в прихожей. Давно.
Пёс обалдело смотрит снизу вверх: мы идём или не идём?
Слышу, как хлопает подъездная дверь. Прислушиваюсь. Каблучки!
Пёс всё понимает по моему виду и, разочарованно, направляется, было, в сторону зала, но внезапно разворачивается и принимается с ликованием скакать под дверью.
Открываю. Стоит Пуховое пальто. В руках пакет и какая-то коробка.
Взволнованно присматриваюсь. Ревела…
- Лапуль! Я уж места себе не нахожу! Что ты так долго?!
Вздыхает и протягивает мне пакет. Внутри что-то, завёрнутое в плотную бумагу, при дальнейшем рассмотрении оказавшееся стильным светильником с расколотым плафоном цвета мексиканского заката.
- Я, Андрюш, грохнулась…
И смеётся… с обидой.
Целую её в щёчку, вешаю пуховик в шкаф, лапулька тем временем копошится с узкими сапогами и, не поднимая головы, пересказывает подробности:
- Вчера скользко было, сегодня снегом припорошило. А я-то бегом, без бдительности…. Да ещё лавка из-под снега вылезла – я по ней как раз пакетом…
- Брось ты! Это ж всё мелочи! Игрушки-то целые?
- Цеелые…- смотрит на меня, а глаза опять нехорошо блестят. – Я к новым шторам его присмотрела…
- Лапуль, не плачь! Склеим! Завтра клей купим и склеим!.. Я суп сварил, пошли кушать…
Уже даже не полночь. Телевизор, забытый, отчаянно дразнится Джонни Деппом, пёс сопит в кресле. С носа подмигивает блестяшка от мишуры – пёс был в восторге, но насладиться вволю ему не разрешили.
Красный шарик блестит в дверном проёме, два серебряных уютно пристроились на шторах, ещё один мы прицепили к люстре. Для ёлки пока не осталось, но у нас ещё шесть дней!
Мы допили чай, возле дивана бессовестным образом валяются фантики. Завтра соберем, ладно? Лапулька с мечтательным видом причёсывает волосы.
Я смотрю на изящный изгиб спины и понимаю, что счастлив.
Меня внезапно осеняет. Я спешу на кухню, забираю с холодильника временно бесполезный светильник, и возвращаюсь.
На меня испытующе смотрят из-под чёлки. Я торжественно водружаю светильник на тумбочку у изголовья и, затаив дыхание, щёлкаю выключателем. Как же это красиво, пусть даже с разбитым плафоном!
Лапулька, протестуя, мотает головой и тащит с кухни подсвечник. Мимоходом обезоруживающе «ффухает» мне в ухо. Неудачник-ночник лишается права голоса – пусть отдыхает перед завтрашней операцией.
Мы ещё долго лежим и зачарованно смотрим на дрожащие ароматные язычки пламени. Лапулька начинает сопеть, её голова беспомощно скатывается с подушки мне на плечо. Я знаю, что она улыбается – наверно, видит ёлку.
Пёс ворчит во сне.
2007
|
